Ричард Шултес
Источник: http://www.entheoworld.ru
Ричарда Эвана Шултеса за его исследования в области употребления энтеогенов можно по праву назвать отцом современной этноботаники. Его самое известное произведение – Растения Богов было написано в соавторстве с химиков Альбертом Хофманном, изобретателем ЛСД
Ричард Шултес родился в Бостоне 12 января 1915 года. Будучи студентом Гарварда, он изучал употребление пейота среди племени Kiowa в Оклахоме, совместно с Пабло Реко он идентифицировал священный teonanacatl. Благодаря его работам, впервые были описаны психоактивные разновидности грибов, которые использовало племя Mazatec.
В 1939 Шултес отправился в Мексику для исследований священного вьюнка — ololiuqui. Он путешествовал по всей Мексике в течение нескольких лет, исследуя и собирая растительные лекарства, галлюциногены, и яды, прежде, чем заработать степень доктора философии в 1941. Во время второй мировой войны он был направлен в Амазонку для организации производства натурального каучука для военных нужд. Этому проекту он посвятил десять лет своей жизни.
В 1958 Шултеса назначили директором Гарвардского ботанического музея. В 1970 году ему дали степень профессора биологии.
Ричард Шултес издал более чем 450 технических публикаций и девять книг по этноботанике. Он получил много наград за свою работу, среди которых: Крест Boyaca (самая высокая награда Колумбии), Золотая медаль Мирового Фонда Дикой природы и Золотая медаль Линея (самая высокая награда в области ботаники).
Интервью с Ричардом Эваном Шултесом
Начиная наше интервью, хочется узнать ваше определение этноботаники?
Ричард Шултес: Этноботаника – проще говоря, это исследование растений, используемых первобытными обществами в различных частях света. Наверное, это наиболее простое ее определение. Этноботаника существовала еще на рассвете цивилизации. Сегодня мы пытаемся спасти те знания, которые первобытные общества накапливали в течение многих тысяч лет, передавая их от отца к сыну. Но, к сожалению, с развитием туризма и коммерции, эти знания невосполнимо исчезают. Мы совершаем ошибку, когда предлагаем первобытным народам использовать наши синтетические лекарства. Многие из них уже не могут вспомнить о лечебных снадобьях, которые употребляли их предки, а, следовательно, и мы не узнаем о многих потенциальных лекарствах.
Как бы вы описали значимость ваших исследований для тех, кто не знаком с ботаникой и этноботаникой?
Я надеюсь, что моя работа позволит найти новые химические вещества в растениях, которые позднее станут эффективными лекарствами. Многие из современных фармацевтических средств вначале были обнаружены в растениях и лишь, потом были получены синтетически. К примеру, в районе Амазонки насчитывается около 80000 различных растительных видов. В сравнении с районом Новая Англия, где обитает всего 1900 видов, это просто огромная цифра. Если химики начнут выделять и анализировать химические компоненты из 80000 растений, а затем будут передавать их фармакологам, то, скорее всего эта работа не завершится никогда. Поэтому моя работа состоит в отборе тех растений, которые были знакомы первобытным народам и использовались ими в лечебных целях.
Возможно, мы никогда не будем использовать эти вещества аналогично коренным жителям. Возможно, мы используем лишь часть их свойств. Например... в 1941 году я отправился в Южную Америку для изучения яда, которым были пропитаны стрелы индейцев. В современной медицине этот яд стал использоваться в хирургии для расслабления мышц. Этот случай примечателен тем, что индейцы использовали этот яд для того, чтобы убивать, а мы применяем его для сохранения жизни.
Другой пример — ротенон. Первобытные народы ловили рыбу, бросая кору деревьев, насыщенную ротеноном в стоячие воды Амазонки. В современном мире мы отказались от загрязнения водоемов таким способом! Но теперь ротенон — наш лучший временный инсектицид. Он может быть распылен более чем на тысячи акров для уничтожения насекомых и спустя трое суток он благополучно разлагается, не причиняя вреда человеку.
За свои 47 лет мне удалось выявить лишь 1600 лекарственных видов используемых в районе Колумбии. Я понимаю, что это лишь малая часть. Но учитывая, что в Колумбии насчитывается всего лишь 1900 видов растений. То это соотношение является просто потрясающим.
Что привело Вас в столь неизведанный район, как тропическая Амазонка?
Я учился в Гарварде по специальности ботаника и химия. С первых курсов я стал интересоваться лекарственными растениями. После получения степени доктора философии, Национальный исследовательский совет предложил мне отправиться к Амазонке для изучения ядов, которыми покрывали свои стрелы местные племена. Это было в 1941 году, как раз в период нападения на Перл-Харбор, тогда мне было 26 лет. Я прибыл в Боготу и направился в посольство для получения дополнительных разъяснений. Там мне сказали, что я должен идти к Амазонке и выявить места возможной добычи природного каучука. В начале войны Япония захватила Юго-Восточную Азию, где ранее были наши каучуковые плантации. Поэтому был необходим новый источник природной резины, которую использовали, преимущественно, в военной авиации.
Как вы были приняты коренными жителями, которых в прошлом эксплуатировали в целях добычи каучука. Как вы проживали с ними?
У меня никогда не было проблем с индейцами. И я до сих пор считаю, что индейцы, не затронутые цивилизацией – самые замечательные люди. Если вы относитесь к ним с добротой и уважением, то они точно также будут относиться и к вам.
Как вы общались с индейцами, на каком языке?
Я всегда искал племена, которые могли говорить на испанском. Мой испанский язык вначале, конечно, был более беден, чем у них. Старые жители обычно не смеялись над моим изложением, но дети могли покатываться от смеха надо мной и тогда я понимал, что говорю что-то не то. Из 14 местных диалектов, наверное, два являются наиболее распространенными. Зная их, вы в каждом племени можете установить контакт.
Как я понимаю, одна из общин назвала вас братом племени. Почему они так поступили?
На протяжении 3-4 месяцев я мог работать с одним или несколькими индейцами. Мы уходили очень далеко от их домов. Но я знал точно, что если они обещали сопровождать меня от начала до конца, то они сдержат свое обещание. Но если в ближайшее время у них в племени намечался праздник, то уверяю, никакая атомная бомба не заставила бы их покинуть дома.
Однажды я заболел серьезной формой малярии. Индейцы разместили меня в своем доме и стали лечить. Я думаю, будь со мной какой-либо цивилизованный человек, то он оставил бы меня в лесу и сказал – Прощай!!!
Одно время, со мной работал местный мальчик в течение 6 недель. После первой недели знакомства он признался мне в убийстве белого человека. Он сказал, что тот, приставал к его сестре. У них в джунглях нет властей, которые могли бы их защитить, поэтому они сами защищают себя. Вскоре я понял, что этот мальчик был одним из лучших моих товарищей.
Это была трудная работа для вас?
Люди говорят, что это была тяжелая работа.
Я полагаю, что быть кассиром банка в стеклянной клетке день за днем, наверное, труднее, чем быть свободным в джунглях Амазонки. Каждый день что-нибудь происходило. Каждый день я находил новый вид, неизвестный ранее науке. Это не трудная работа, так как вы действительно ею интересуетесь. Времени для скуки просто не остается.
Вспомните 1941 год, когда вы в первый раз прибыли в Амазонку. Какова была ваша реакция? Каковы были Ваши чувства?
Необъятность леса... Я знал из книг, что Амазонка была богата растительными разновидностями, но... Я никогда не ожидал увидеть такую путаницу различных корней, лиан и огромных деревьев. Это просто захватывает! Чувство восторга не покидало меня в течение 6 недель. В то время мне хотелось собирать все подряд!
Вначале я исследовал нагорье южной Мексики. Там была замечательная флора, но, чрезвычайно, ограниченная по сравнению с влажными тропиками низменности Амазонки. В Амазонке все казалось невероятным. Перед своей поездкой я изучил книги, описывающие местные племена. Все они содержали схожую мысль, о том, что индейцы – мстительны и опасны. Я не верю в цензуру, но я полагаю, что некоторые из наших издательств должны послать рукописи тем людям, которые были в Амазонке, прежде чем они издадут их.
Каковы были ваши ощущения во время сбора растений? Как вы узнавали об их прикладном значении? Как вы получали информацию?
Вначале я собирал подряд все растения, так этот регион был для меня, совершенно, неизвестен. Единственным ученым, побывавшим до меня в этой области 140 лет тому назад, был британский ботаник Ричард Спрюк. Мы плыли по реке на 18-футовом каноэ, и я собирал ветви растений, свисающие надо мной.
Я мог собрать около 30 — 40 видов растений за раз. И в большинстве случаев индейцы смотрели на это молча. Но время от времени, старший индеец мог спросить – «Зачем вам нужно это растение?» Этот вопрос наводил меня на мысль, что у растения, возможно, есть применение. Чаще всего я отвечал, что это растение может быть лекарством для моих людей от какой-нибудь болезни. Они молча слушали. И лишь через несколько дней индеец снова обращался ко мне и говорил, что это растение не подходит для лечения названной мною, болезни. Затем он рассказывал мне о том, как они применяют это растение. Причем мнения разных индейцев могли отличаться друг от друга. Поэтому сбор растений в таких условиях – это очень медленная работа.
Но не думайте, что индейцы хотели обмануть или запутать меня. Просто, при отсутствии контакта между племенами, разным растениям могут приписываться аналогичные свойства.
Например, на всей протяженности Латинской Америки произрастает дерево из коры, которой готовят галлюциногенную, нюхательную смесь. В некоторых районах ее используют в качестве яда, которым обрабатывают стрелы. В других племенах ее используют, как антигрибковое средство.
В одном из племен я наблюдал, как индеец собирал кору этого дерева, счищал с нее красную смолу и наносил на ноги, пораженные грибковой инфекцией. Так он поступал в течение 15 дней и я был свидетелем того, что краснота исчезает. После этого случая, я собрал часть коры и послал ее в лаборатории на исследование. Кора была очень влажной и чтобы она не сгнила в дороге, я высушил ее на солнце. В результате исследований какие-либо фунгицидные свойства обнаружены не были.
Позже, один из моих студентов, проводивших исследования в голландской Гвиане обнаружил идентичную кору и выделил из нее антигрибковые компоненты. Ему удалось это сделать благодаря использованию влажной коры. Оказалось, что при сушке на солнце эти вещества распадаются.
Вы, наверное, чувствовали усталость, при такой интенсивной работе в джунглях?
Нет, у меня был месяц отдыха в течение года. Первые два года подряд я работал и затем на два месяца отправлялся домой в Бостон. Я обычно приезжал зимой, чтобы покататься на коньках и лыжах, а также хорошо откормиться. В первые годы, работая в тропическом лесу я редко возвращался в Баготу, где у меня была комната в гостинице. Потому что мне потребовалась бы около двух недель, чтобы добраться от места работы до нее.
Когда вы находили нужное растение и совершали открытие, какие чувства вы испытывали в тот момент?
Я думаю, что ощущал заочное чувство благодарности от тех людей, которым это открытие сможет помочь.
Мне пришлось работать со многими знахарями или так называемыми шаманами. Я никогда не назвал бы их скрытными. Я был с ними, и я видел то, что они использовали. Я мог говорить с ними об их верованиях, особенно, касающихся их священных растений.
Я выяснил, что у большинства примитивных народов нет понятия физической болезни и смерти. Все их заболевания вызваны злыми духами и демонами. Галлюциногенные растения, позволяют им входить в транс, диагностировать и лечить болезни.
Мой интерес к галлюциногенам вызван лишь медицинскими целями. Я никогда не понимал использование галлюциногенов для получения религиозного опыта. Я уверен, что в химических веществах нет религии.
Индейцы наделяют растения душой, которая ответственна за психоактивный эффект. Но мы ведь знаем, что душа растения заключена в его химический состав. Я часто говорил моим студентам, что меня никогда не приглашали читать лекции на теологической факультет Гарварда. Я — ученый. Если я могу выделить лекарственное вещество из растения, то, наверное, я делаю работу большую, чем любой богослов может сделать со своими богами.
Вы чувствуете, что рискуете ради науки, совершая порой опасные путешествия?
Да, это часть моей работы. Конъюнктивит, например, очень распространен во влажных тропиках. Это — инфекция, которая поражает глаза. У индейцев есть много растений, излечивающих эту болезнь. Однажды меня поразил коньюктивит и я делал припарки из местных трав. Через несколько дней болезнь отступила. Было ли это естественным выздоровлением или заслугой этих трав, я не знаю. Без лабораторных исследований трудно делать какие-либо выводы.
Вы не создаете образ привычного ботаника, склоняющегося над микроскопом?
Я никогда не брал с собой в джунгли микроскоп. Обычно у меня была с собой небольшая лупа. Единственным оборудованием, которое я носил с собой, были две фотокамеры. Никакого радио со мной также не было.
Я не чувствовал потребность в радио. В джунглях я был независим от новостей.
Вы когда-нибудь волновались за свою жизнь? Вам приходилось бороться за выживание?
Прежде чем пенициллин стал доступным, у меня случилось заражение крови в области руки. Мне повезло, что я был неподалеку от Колумбийского аэродрома. Моя рука была красной и раздутой. Чтобы добраться до Боготы мне пришлось преодолеть несколько оползней. Я прибыл туда совершенно обессиленным, доктор дал мне сульфамидные препараты и благодаря этому, моя рука была спасена.
Действительно? За 13 лет в джунглях у вас больше не было серьезных заболеваний?
За исключением заражения крови, периодически я болел малярией. Малярия в джунглях достаточно распространена и имеет различные формы. Там с ней борются посредством профилактики. Обычно признаки малярии возникают за два-три дня до лихорадки. Поэтому всегда есть время принять двойную дозу препарата.
Оглянувшись назад, как вам кажется чего вы смогли достигнуть?
Многие мои материалы теперь содержатся в книгах и студенты еще долго будут изучать их. Я публикую свои полевые заметки, правда, пока медленно. И конечно же я преподаю в Гарварде.
Многие считают, что моя работа заключалась в эксплуатации примитивных народов, которым ничего не давали взамен. Я думаю это не так. Изучив растения, выделив активные вещества мы можем делать дешевые лекарства, которые спасут многих людей от смерти, в особенности и сами примитивные народы.
Как вы думаете, являлись ли эти исследования смыслом вашей жизни? Или сбор растений был просто работой?
У меня всегда был интерес к коллекционированию растений. В детстве я жил у дяди в штате Массачусетс. У него была своя ферма и каждое утро я выходил в поле и изучал растения. Когда я приехал в Гарвард я заинтересовался экономической ботаникой. Мне стало настолько интересно, что я защитил профессорскую степень в этой области.
